Обращает на себя внимание тот факт, что при разработке планов военных операций против Хивинского ханства задача присоединения страны к империи не ставилась. Анализ решений Особого совещания при Александре II, директив Военного министерства, Главного штаба, документов внешнеполитического ведомства, относящихся к 1869—1873 годам, показывает, что речь в них шла только о «демонстрации силы», аннексии той части территории ханства, откуда бы представлялось возможным осуществлять непосредственный контроль за действиями Хивинского правительства. Вместе с тем характерно, что в российском военном и политическом руководстве о территории, которую предстояло отторгнуть от ханства для основания «опорного пункта», сколько-нибудь ясного представления не имелось. Даже сам генерал-губернатор К. П. Кауфман, чьи идеи легли в основу плана военных операций, затруднялся точно указать ее. В его переписке с Д. А. Милютиным, касающейся собственно «хивинской проблемы», она называлась довольно-таки расплывчато то «дельтой Амударьи», то Кунградским округом, имея в виду, видимо, Аральское владение, населенное главным образом казахами, перекочевавшими из Младшего жуза и имевшими российское подданство. Впоследствии, заметим, «опорный пункт» был заложен в совершенно другом месте – на правобережье Амударьи, причем отнюдь не на севере оазиса, как намечалось ранее, а на юге. Так в 1873 году появился новый город Петро-Александровск (переименованный позднее в Турткуль), состоявший первоначально из двух крепостей, на месте загородной усадьбы хивинского сановника Матнияз-диванбеги, в непосредственном соседстве с крупным приграничным городом Хивинского ханства Ново-Ургенчем. Как сообщали читателям «Туркестанские ведомости» 2 октября 1873 г., «главный бастион, обращенный в сторону Амударьи и на шураханскую дорогу, назван Александровским и на нем будет поднят русский флаг». Бастион «на противоположном углу укрепления», обращенный в тыл, получил наименование Петровский. Весь форт был окружен крепостной стеной, оснащен артиллерийскими установками, чтобы в случае необходимости выдерживать длительную осаду.

Отсутствие конструктивных директив и внятных представлений относительно будущего устройства Хивы, как и характера российско-хивинских отношений наложило заметный отпечаток на выработку межгосударственных актов, фиксирующих не только принципы связей между Россией с Хивой в различных областях, но и политическое положение ханства в целом. Судя по источникам, вступив в столицу Хиву 29 мая 1873 г., командование российских войск не было готово предложить хивинской стороне более или менее приемлемый текст двустороннего мирного договора или же соглашения, разъясняющего статус страны. Оно просто не знало, как распорядиться с доставшейся относительно легко победой, что делать с покинувшим столицу в панике Хивинским правительством, как восстановить распавшиеся органы центральной власти и местного управления, перевести жизнь страны в мирное русло.

Наконец, К. П. Кауфман, ссылаясь на то, что «присоединение вновь покоренной страны к Российской империи не входило в высочайше предначертанный план действий», решил обратиться к брату Сеида Мухаммеда Рахим-хана II Атаджан-туре, его дяде правителю Хазараспа эмир-аль-умару Сеиду Мухаммеду и диванбеги Матниязу за содействием. От его имени 1 июня 1873 года они направили письмо к покинувшему столицу Сеиду Мухаммеду Рахим-хану II и депутацию из чиновников туркестанской краевой администрации, российских офицеров и сановников двора, официально предложили «вернуться в столицу для принятия... утраченной власти и прежних прав». Никак не ожидавший такого поворота событий, Сеид Мухаммед Рахим-хан II с готовностью откликнулся на предложение и в тот же день вместе с диванбеги Матмурадом прибыл в Хиву.

2 июня в летней загородной резиденции хивинских ханов — саду-усадьбе Гандимян недалеко от хивинской столицы, где разместились временно штаб и командование российских экспедиционных частей, состоялись официальная встреча и предварительные переговоры между генерал-адъютантом фон-Кауфманом I и Сеидом Мухаммедом Рахим-ханом II. Они посвящались вопросам стабилизации политической ситуации в ханстве, условиям и формам возобновления деятельности органов правительственной власти в центре и на местах. В этом были заинтересованы обе стороны. Но, как оказалось, ни российская, ни тем более хивинская не имели сколько-нибудь определенной программы взаимодействия. Сеид Мухаммед Рахим-хан II, признав необходимость сотрудничества Хивы и России для налаживания послевоенной мирной жизни, «изъявил полную и чистосердечную готовность на исполнение всех требований и на принятие всяких условий, которые будут ему предложены». К. П. Кауфман, в свою очередь, излагая официальную позицию Российского правительства, сделал акцент на том, что оно не заинтересовано в смене не только политического курса Хивы, но и обновлении руководства страны.

Любопытные подробности двусторонних переговоров приводит в своей ставшей уже в те годы бестселлером книге «Военные действия на Оксусе и падение Хивы» участник хивинского похода Ж. А. Мак Гахан. По его свидетельству, командование российского экспедиционных частей предложило хивинским правящим кругам путь к миру и диалогу взамен недоверию и вражде. Так, обращаясь непосредственно к Сеиду Мухаммеду Рахим-хану II, фон-Кауфман его настойчиво призывал: «Восстанавливайте свое правление, судите свой народ и охраняйте порядок. Скажите своим подданным, чтобы они принимались за свои труды и занятия...». Это означало, что за хивинским правителем сохраняются все прежние атрибуты главы государства и верховной власти, в том числе и судебной, что вновь наделяло его правами абсолютного правителя.

По итогам предварительных переговоров никакие документы не подписывались. Тем не менее они сыграли важную роль в оздоровлении политической обстановки в стране, внесли некоторую ясность в ее место и общее положение в системе российско-центральноазиатских отношений, существенно облегчив поиск компромиссного решения. Первым шагом на пути реализации договоренностей, достигнутых во время переговоров, явилось учреждение 6 июня 1873 года временного коалиционного российско-хивинского дивана (совета) во главе с Сеидом Мухаммедом Рахим-ханом II, куда вошли по три представителя от Хивы (Матнияз-диванбеги, Абдулла-бий, Эльтузар-инак) и российского командования – подполковники Иванов, Хорохшин, а также ташкентский купец Алтынбаев). По взаимному соглашению на него были возложены как исполнительно-распорядительные, так и законотворческие функции. Временный диван осуществлял непосредственное оперативное руководство органами правительственной власти в центре и на местах, восстановлением разрушенного в ходе войны хозяйства, разрабатывал меры по оздоровлению политической и социальной обстановки в стране.

Российско-хивинский коалиционный диван просуществовал почти три месяца. Несмотря на столь короткий срок, новизну выполняемых задач и принимаемых решений, ему удалось добиться немалого. Была прежде всего восстановлена управляемость государством, предотвращены сползание к анархии и хаос, остановлены конфронтационные тенденции в отношениях между Хивой и Россией. Диван инициировал разработку и обнародование документа исторической важности — манифеста Сеида Мухаммеда Рахим-хана II от 12 июня 1873 года об отмене на вечные времена рабства и работорговли в Хивинском ханстве. «Отныне рабство в моем ханстве, — подчеркивалось в нем, — уничтожается на вечные времена. Пусть это чело-веколюбивое дело послужит залогом вечной дружбы и уважения всего славного моего народа к великому народу русскому...». В результате этого акта получили свободу без всякого откупа около 36 тыс. рабов. Русскоподданных среди них не оказалось, ибо они были освобождены специальным ханским фирманом еще до начала военных действий. Таким образом была, наконец, решена одна из острейших не только социальных, но и политических проблем, которая постоянно служила поводом для обвинения хивинских правителей в «варварстве» и стала одним из убедительных предлогов для развязывания «ястребами» в общем-то бессмысленной и братоубийственной российско-хивинской войны 1873 года.

Объективность требует признать, что при всех явных позитивных достижениях, в деятельности российско-хивинского коалиционного дивана нашли оптимальное решение далеко не все давно наболевшие вопросы, волновавшие общественность, касавшиеся и внутренней жизни Хивинского ханства, и его взаимоотношений с сопредельными государствами, прежде всего с Россией. Он не сумел противостоять кастовым интересам коррумпированной правящей верхушки, рьяно стремившейся извлечь выгоду даже из непростой ситуации, укрепить свои пошатнувшиеся позиции, не останавливаясь и перед продажей национальных интересов. Так, с одобрения Сеида Мухаммеда Рахим-хана II, при попустительстве членов дивана в июне и июле 1873 года части под командованием генерала Головачева, а затем и самого Кауфмана для восстановления порядка, укрепления власти хана и взыскания контрибуции провели ряд карательных операций против непокорных туркменских племен и родов, населявших обширный тахтинско-ильялынский регион. Главный удар был нанесен по крупной племенной группе иомудов, которые самоотверженно участвовали в отражении вооруженной агрессии, хотя отличались последовательной оппозиционностью к ханскому правительству. В ходе карательной операции, выделявшейся неоправданной жестокостью, были убиты сотни мирных жителей, разгромлены десятки поселений и кочевий, конфискованы тысячи голов скота, лошадей. На туркменское население по ее завершении было наложено 310,5 тыс. руб. военной контрибуции, которую оно не могло выплатить из-за разрухи хозяйства. Так что карательная операция не оправдала ожиданий. Более того, она еще больше усугубила и без того удручающее социально-экономическое положение туркменских племен и родов, в особенности кочевых, усилила среди них антиправительственные и антирусские настроения, давшие импульс череде вооруженных выступлений и мятежей. Дала импульс обострению межнациональных отношений.

Нельзя не сказать и о том, что коалиционный диван оказался не способен остановить репрессии против тех, кто активно выступал за сохранение суверенитета, независимости и территориальной целостности Хивинского ханства. В июне 1873 г. были арестованы и сосланы в отдаленные регионы России видные сановники Хивинского правительства, среди них — Матмурад-диванбеги, Рахматулла-ясаулбаши, некоторые другие организаторы отпора российскому вооруженному вторжению. Это было сделано не без ведома самого Сеида Мухаммеда Рахим-хана II. Аресты и высылка сановников последовали вскоре после его конфиденциальных переговоров в саду Гандимян с генерал- губернатором Кауфманом. Следовательно, он об этом был поставлен в известность.

Необходимо подчеркнуть, что диван показал свое полное бессилие выработать и взаимоприемлемый, конструктивный российско-хивинский мирный договор, который был бы нацелен прежде всего на скорейшее преодоление разрушительных последствий только что закончившейся войны, предотвращение вооруженной конфронтации между двумя государствами в обозримом будущем, способствовал бы сближению позиции по важным социально-экономическим и политическим проблемам, создав основу для широкого и взаимовыгодного сотрудничества. Об этом, в частности, можно судить по договору «Условия мира России с Хивою», заключенном в Хиве 12 (24) августа 1873 года. Он назывался «Условия мира России с Хивою, предложенные командующим русскими войсками, действующими против Хивы, генерал-адъютантом фон-Кауфманом I, и принятые хивинским ханом Сеид Мухаммед-Рахим Бахадур-ханом». Если рассматривать с международно-правовой точки зрения, то это был вовсе не договор, принятый между двумя государствами – Россией и Хивой, а скорее типичные условия капитуляции Хивинского ханства, предложенные генерал-адъютантом фон-Кауфманом. Документ ни в какой форме не учитывал ни многовековой позитивный опыт, ни традиции российско-хивинских геополитических связей, перспективы их эволюции на принципах равноправия и взаимопонимания.

Положения «Условий мира» в том или ином ракурсе уже освещались в исторической литературе. Тем не менее документ продолжает вызывать неослабевающий интерес, ибо в нем сконцентрированы стратегия и тактика российской политики не только в Хивинском ханстве, но и других государствах региона Центральной Азии в целом. Вот почему приходится обращаться к нему вновь и вновь. Тем более, что далеко не все особенности документа освещены в литературе с достаточной полнотой и объективно. Поэтому представляется целесообразным на его положениях остановиться подробнее, чтобы яснее представить цели политики российской военно-политической элиты.

Договор «Условия мира России с Хивою» 1873 года состоит из развернутой преамбулы, в которой в четкой хронологической последовательности зафиксированы вступление в столицу Хиву российских экспедиционных войск, безоговорочное принятие ханом ультимативных требований их командования, а также описание действий по усмирению туркменских племен и родов. В последующих 18 статьях излагаются те условия, соблюдение которых свидетельствовало бы, якобы, о готовности Хивинского правительства на деле заключить «мир и дружбу с Россиею», обеспечивало бы хивинскому хану «высокое покровительство» российского императора. Условия можно разделить на две группы: политические и экономические, хотя в ряде случаев такое разграничение является весьма условным. Однако оно вполне соответствует всей стратегии и тактике российской политики в регионе Центральной Азии.

Статьи так называемого политического пакета определяли новый правовой статус Хивинского ханства, устанавливали де-факто введение Россией системы непрямого управления и узаконивали аннексию части его территории на правобережье Амударьи, которая передавалась бессрочно Туркестанскому генерал-губернаторству и Бухаре. Суть основных положений статей пакета сводилась к следующему:

1) Мухаммед Рахим-хан II «признает себя покорным слугою императора Всероссийского». Он отказывается от всяческих непосредственных дружеских сношений с соседними владетелями и ханами и от заключения с ними каких-либо торговых и других договоров, и без ведома и разрешения высшей русской власти в Средней Азии не предпринимает никаких военных действий против них;

2) граница между русскими землями и территорией ханства проходит по Амударье, то есть от Кукертли вниз по реке до отделения самого западного протока и далее — по берегу Аральского моря на мыс Ургу, а оттуда — вдоль южного склона плато Устюрт до старого русла реки;

3) весь правый берег Амударьи и прилегающие к нему земли отходят от хана и переходят во владение России со всеми проживающими и кочующими там народами;

4) в случае передачи части территории на правобережье Амударьи Бухарскому эмирату Хивинское правительство признает эмира ее законным владельцем и отказывается от намерений восстановить там свою власть.

Таким образом, Хивинское ханство, во-первых, лишалось де-юре права прямого и непосредственного участия в мировой политике и международных отношениях как суверенное и независимое государство, было вынуждено расторгнуть торгово-экономические и дипломатические связи с Бухарой, Ираном, Афганистаном, Турцией, Китаем, Индией, Кашгаром, другими государствами, с которыми его связывали исторические корни. Во-вторых, в результате аннексии оно потеряло до 76 тыс. км2 собственной территории на правобережье Амударьи, где проживали свыше 100 тыс. чел. Причем это были окультуренные и более плодородные земли древнего орошения. Таких земель на одном только Шураханском участке насчитывалось около 46,5 тыс. танапов или более 20,2 тыс. десятин. На аннексированной территории находились и места добычи нерудных материалов, некоторых других полезных ископаемых, а также исконно хорезмийские древнейшие культовые сооружения, в том числе многие святилища, города и городища, возраст которых исчислялся двумя и более тысячелетиями, являвшиеся местами паломничества мусульман. При проведении между Хивинским ханством и Российской империей демаркационной линии эти факторы не принимались в расчет.

Статьи 5—12 договора представляли собой развернутый экономический пакет, охватывающий судоходство, торговлю, налогообложение и другие связанные с ними сферы. Они значительно расширяли те существенные льготы и привилегии, которыми российское купечество пользовалось в Хивинском ханстве в соответствии с положениями «Обязательного Акта» 1842 г. «Условия мира» открыли российской промышленной и торговой буржуазии неконтролируемый доступ на хивинский внутренний рынок, наделили ее практически неограниченными правами и полномочиями. Так, например, в соответствии со ст. 5—7 договора российские правительственные и частные суда получили право исключительного и свободного плаванья по Амударье, тогда как хивинским и бухарским судовладельцам оно предоставлялось только с осо-бого разрешения российской администрации. Русские судовладельческие компании могли устраивать пристани в любом месте левобережья Амударьи. Решение подлежало лишь утверждению высшей российской властью. В то же время ответственность за безопасность и сохранность пристаней возлагалась на само ханское правительство. Это касалось и основания факторий для складирования и хранения импортируемых из России товаров. Ст. 7 обязывала ханское правительство осуществлять по указанию русской администрации отвод земель в достаточном количестве под пристани, для постройки магазинов и помещений для служащих, под купеческие конторы и для устройства хозяйственных ферм. Причем фактории со всеми живущими в них и товарами должны были находиться под непосредственным покровительством ханского правительства.

Отпечаток пренебрежения экономическими интересами Хивы, попыток добиться односторонних преимуществ для русского капитала носили и другие статьи «Условий мира». Согласно ст. 8 все города и селения Хивинского ханства были открыты для русских купцов. Их караваны могли свободно разъезжать по всему ханству и пользоваться покровительством местных властей. Ст. 9 освобождала купцов от уплаты зякета и всякого рода других таможенных по-винностей точно так же, как хивинских купцов, следующих в Россию через Казалинск или Оренбург, пристани Каспийского моря. Кроме того, ст. 10 предоставляла им право беспошлинного провоза своих товаров через хивинские владения во все соседние земли. И, если пожелают, они могли иметь в Хиве и других городах ханства торговых агентов (караванбашей) для связи с местными властями и наблюдения за ходом торговых дел (ст. 11).

В «Условия мира» впервые было включено специальное положение (ст. 12) о праве русскоподданных на владение на территории ханства недвижимым имуществом, облагаемым поземельной податью на общих основаниях, которые были приняты в Хиве. Только размер ее подлежал обязательному согласованию с высшей русской властью. Оно позволяло им основать собственное хозяйство путем покупки находящейся в государственной или частной собственности земли, возводить в городах и сельской местности объекты производственного и непроизводственного назначения, соцкультбыта и многие другие сооружения.

Договор провозгласил нерушимость торговых соглашений, обязательность их соблюдения как русскими, так и хивинцами (ст. 13). Однако механизм контроля за исполнением условий соглашений, возмещения убытка или ущерба так и не был разработан. Но даже в случае создания он не мог быть задействован, ибо требовал приведения к общему знаменателю соответствующих статей гражданского и уголовного кодексов. А они, как известно, в ханстве просто-напросто отсутствовали. Заменявшие их шариатские нормативные акты, фетвы шейх-уль-ислама от российских процессуальных кодексов отличались коренным образом, поэтому проведение между ними параллелей было практически невозможно. Это создавало дополнительные правовые проблемы при решении хозяйственных или иных споров.

Дискриминационный характер целого ряда статей экономического пакета становится особенно понятным, если учесть, что они всецело проецировались на создание максимально благоприятных правовых условий для предпринимательской деятельности российского купечества и промышленников, ущемляя права еще только нарождавшейся хивинской национальной буржуазии. Не располагая достаточной ни политической, ни экономической мощью, поддержкой государства, она подпадала в полную зависимость от российского капитала, была обречена на неравную конкурентную борьбу во всех ключевых сферах производства, торговли и услуг, а также финансов.

Кроме политического и экономического пакетов, «Условия мира» содержали и некоторые положения, закреплявшие привилегии русскоподданных. Не предусматривая введение прямой русской юрисдикции в пределах ханства, как это было сделано, например, в некоторых районах Бухарского эмирата, вместе с тем они устанавливали для них преимущества перед коренным на-селением при рассмотрении в судах различных обращений, жалоб и заявлений. «Жалобы и претензии русских подданных на хивинцев, — говорилось, например, в ст. 14, — ханское правительство обязуется безотлагательно расследовать и, буде окажутся основательными, немедленно удовлетворять. В случае разбора претензий со стороны русских подданных и хивинских преимущество при уплате долгов отдается русским перед хивинцами».

Что же касается ответственности русских подданных, то она не входила в компетенцию местных судов. Ст. 15 договора гласила: «Жалобы и претензии хивинцев на русских подданных, в том даже случае, если последние находятся внутри пределов ханства, передаются ближайшему русскому начальству на рассмотрение и удовлетворение».

Договор обязывал Хивинское правительство (ст. 16) «ни в каком случае не принимать к себе разных выходцев из России», независимо от принадлежности к какой-либо национальности, без официального разрешительного вида на жительство, задерживать и выдавать «ближайшему русскому начальству» преступников, преследуемых по закону и скрывающихся на территории ханства.

Самостоятельной 17-й статьей вошел в договор манифест Сеида Мухаммеда Рахим-хана II от 12 июня 1873 г. об отмене в Хивинском ханстве на вечные времена рабства и работорговли. Ханское правительство обязывалось впредь «всеми зависящими от него мерами следить за строгим и добросовестным исполнением этого дела».

В соответствии с 18-й, заключительной, статьей «Условий мира» на Хивинское ханство была наложена контрибуция в размере 2,2 млн. руб. В такую сумму оценивались все расходы российского бюджета на ведение военных действий на территории ханства, которые, якобы, как особо указывалось в тексте договора, были вызваны «самим ханским правительством и хивинским народом». В связи с истощением казны и отсутствием у Хивинского правительства достаточных финансовых ресурсов, военная контрибуция выплачивалась с рассрочкой в течение двадцати лет до 1 ноября 1893 г. из расчета по 5 % годовых, причем взносы могли «производиться как русскими кредитными билетами, так и ходячею хивинскою монетою по желанию ханского правительства». Для внесения первого взноса уже к 1 декабря 1873 г. хивинским правителям было разрешено собрать налоги и подати за истекший год в прежних размерах с населения правобережья Амударьи, переходящего в ведение Туркестанского генерал-губернаторства.

«Условия мира», как и российские договоры с Бухарой, оставили нетронутыми традиционные институты политической надстройки хивинского общества. Они не регламентировали деятельность центрального ханского правительства, права и обязанности местных органов правительственной власти, не предусматривали реформирование так же и судебной системы. И это далеко не случайно. Политическая надстройка хивинского общества, многие столетия не подвергавшаяся практически никакой модернизации, за исключением косметической, прозябавшая в коррупции и вымогательстве, олицетворяла господство состоятельной феодально-байской элиты, которая энергично приспособилась к новым условиям, превратилась в проводника политики российских властей. Вот почему ни колониальная администрация края, ни Российское правительство не были заинтересованы в ломке институтов политической надстройки хивинского общества, конфронтации с правящей элитой, в том числе верхушкой духовенства, лишении их привилегий. Наоборот, они прилагали немало усилий с тем, чтобы сохранить и укрепить сложившиеся традиционные институты политической системы, заключив своеобразный компромисс с местной правящей олигархией.

В целом «Условия мира России с Хивою» можно с полным основанием считать документом об условиях капитуляции Хивинского ханства, потерпевшего сокрушительное поражение в войне с Россией. Он закрепил неравноправный характер отношений между двумя государствами, превратил ханство де-юре в протекторат империи, такой же, как Бухарский эмират. Обращает на себя внимание и то, что в отличие, к примеру, от известного «Обязательного Акта» 1842 года, других российско-хивинских соглашений в нем вовсе отсутствовали положения, содержавшие обязательства второй договаривающейся стороны — Российского государства, чем опять-таки усиливалась «силовая» направленность документа.

Подписание откровенно дискриминационного для Хивинского ханства договора — результат не только аннексионистских устремлений российской военно-политической элиты. Документ однозначно отразил и полное безразличие к судьбам собственного народа, капитулянтскую политику старых феодально-клерикальных, ортодоксальных кругов ханства, швырнувших собственный народ в горнило войны, пораженческие настроения в хивинском обществе, переживавшем глубокий кризис. По сути это стало началом дальнейшей поляризации политических и социальных сил, расширения и углубления пропасти между абсолютистской монархией и народными массами.

Следует отметить, что российские колониальные власти во главе с К.П.Кауфманом не откладывали реализацию на практике положений «Условий мира». Пользуясь расплывчатыми формулировками статей политического пакета, уже в августе–сентябре 1873 года они почти завершили возведение Петро-Александровского укрепления. Ему отводилась роль и военного форпоста, и административного центра в регионе Приаралья, где Россия закреплялась. В соответствии с приказом генерал-губернатора Кауфмана от 22 августа здесь должны были дислоцироваться 8-й Туркестанский линейный и 4-й стрелковый батальоны, артдивизион № 2 и батареи 1-й Туркестанской артиллерийской бригады, горный дивизион, четыре сотни Оренбургского казачьего войска. Эти мобильные части — подразделения регулярных российских вооруженных сил — могли выполнять боевые задачи в любом районе региона Прикаспия и Приаралья, включая Хивинское ханство.

Примыкающие к городу Петро-Александровску территории Шураханского и Чимбайского участков вошли в особый Амударьинский округ, который впоследствии преобразовали в одноименный отдел. Его начальником был назначен полковник артиллерии Иванов, видимо, тот самый, который состоял членом коалиционного дивана в Хиве. Округ (отдел) территориально входил в Сырдарьинскую область, однако, учитывая его приграничный характер, специфичность задач, возложенных на начальника, находился в непосредственном ведении генерал-губернатора Туркестанского края. Однако в плане управления территорией начальник округа (позднее — отдела) пользовался большей самостоятельностью и обладал правами военного губернатора.

26 августа 1873 г. К. П. Кауфман утвердил «Временное положение об управлении Амударьинским округом», в котором излагались его административно-территориальное устройство, структура аппарата управления, основные права и должностные обязанности начальника, представлявшего российскую власть в низовьях Амударьи. Документ изобиловал общими фразами и не касался политических вопросов, в том числе и российско-хивинских отношений. Они нашли отражение в специальном секретном предписании К. П. Кауфмана начальнику отдела от 12 сентября 1873 г. В нем прямо указывалось, что ни в коем случае его обязанности не должны ограничиваться только лишь обеспечением надежной охраны населения правобережья Амударьи, утверждением российского присутствия в Петро-Александровске и Амударьинском отделе. «Внутренние дела Хивинского ханства, — подчеркивалось в циркуляре, — о которых, само собой разумеется, следует вам стараться иметь самые ближайшие сведения, должны вызывать ваше участие настолько, насколько они будут касаться интересов и спокойствия вновь подчиненной нам страны и ее населения». Следовательно, начальник отдела обладал правами контроля за всей политической, военной и экономической ситуацией в ханстве

Вместе с тем как в циркуляре генерал-губернатора края, так и во «Временном положении об управлении Амударьинским округом» не содержалось никаких конкретных указаний относительно полномочий начальника отдела в плане его взаимоотношений с Хивинским правительством на межгосударственном уровне. Подразделение, способное осуществлять сугубо дипломатические функции, такое, например, как Российский политический агент в Бухаре, не было предусмотрено и в структуре его аппарата. Он состоял из делопроизводителя, бухгалтера, казначея, офицера по военной части и переводчика. Из этого следует, что начальник отдела лишался права прямого контроля за соблюдением Хивинским правительством «Условий мира» в той части, которая относилась к компетенции внешнеполитического ведомства.

Неопределенность положения серьезно усугублялась тем обстоятельством, что начальнику Амударьинского отдела тем же циркуляром от 12 сентября 1873 года предписывалось переходить на территорию Хивинского ханства с отрядом даже без согласования с ханским правительством в случае возникновения необходимости «наказания» бунтовщиков, отказа туркменских племен и родов выплачивать военную контрибуцию и пени, какой-либо внешней угрозы отделу и т. п. Такая постоянная «демонстрация силы», по мнению Кауфмана, должна была способствовать поддержанию общего спокойствия во всем регионе. При этом игнорировалось то обстоятельство, что вторжение на хивинскую территорию российских отрядов, какими бы аргументами оно ни прикрывалось, означало грубое нарушение государственных границ ханства, хотя и измененных, но признанных и закрепленных в «Условиях мира». Впрочем, хивинские правители на это просто закрывали глаза и многие годы сами систематически обращались к начальнику Амударьинского отдела с просьбой о вооруженной помощи при необходимости подавления выступлений оппозиции.

Руководствуясь пресловутым циркуляром, власти Амударьинского отдела в 1873—1874 годы под предлогом отказа туркменских родов выплатить контрибуцию и пени неоднократно посылали войска на хивинскую территорию. Это отрицательно сказалось на стабилизации внут-риполитической обстановки, в особенности — межнациональных отношений. Карательные операции проводились в основном в районах компактного проживания туркмен и никак не затрагивали узбекскую диаспору, что ясно указывало на направленность репрессий и истинные цели их организаторов. «...Русские войска, — постоянно заверял Иванов Сеида Мухаммеда Рахим-хана II, предупреждая о переходе на левобережье Амударьи, — не будут обижать ни узбеков, ни других ваших подданных, кроме туркмен». Демонстративное пренебрежение интересами туркменской диаспоры, открытое противопоставление ей узбекского населения давали повод феодально-байской элите племен и родов для разжигания межнациональных распрей, раздувания сепаратистских настроений. Это служило предпосылкой для сохранения устойчивой политической напряженности в ханстве.

Весной 1874 года среди части туркменских племен (иомуды, човдуры и др.), особенно тех, чьи ополченцы активно участвовали в российско-хивинской войне и выражали недовольство кабальным характером «Условий мира», антироссийские и антиправительственные выступления резко усилились. Они обвиняли центральные хивинские власти в неспособности вывести страну из острейшего политического, экономического и социального кризиса, обеспечить межнациональный мир, противостоять выдвигаемым Кауфманом от имени Российского правительства неуемным притязаниям. Воины туркменского племени теке демонстративно вторглись в пределы Питнякского и Хазараспского бекств, граничивших с Амударьинским отделом, напали на мирные казахские и каракалпакские племена, настроенные лояльно к российским властям. Отдельные вооруженные формирования туркменских племен часто совершали набеги на территорию правобережья Амударьи, обстреливали размещенные там российские гарнизоны, рыбацкие поселки уральских казаков, сосланных Российским правительством.

Обострение политической ситуации в Хиве угрожало гражданской войной. В нее могли быть втянуты и закаспийские туркмены, связанные с хивинскими традициями, общей историей, религией и тесными родственными узами. Такой поворот событий, способный выйти из-под контроля, не устраивал Российское правительство, прилагавшее немало усилий для утверждения в Туркмении. В марте 1874 года оно приняло «Временное положение о военном управлении в Закаспийском крае», по которому территории восточного побережья Каспийского моря, считавшиеся спорными и рассматривавшиеся Хивой ханской собственностью со всеми населяющими их племенами, отныне отходили к России. В крае образовывались Красноводское и Мангышлакское приставства, были введены волостное и местное правление, бесплатное медицинское обслуживание, учреждались адатские суды биев, проводилась реформа старой налоговой системы, отменялись не узаконенные повинности и т. д. Туркмены, составлявшие в регионе доминирующее большинство, казахи, каракалпаки, ведшие кочевой и полуоседлый образ жизни, сохранили обычаи, быт и религию, пользовались равными с русскими правами. По сути именно в Закаспии впервые был опробован механизм гармонизации межнациональных отношений в рамках единого административно-территориального образования. Все это осуществлялось «сверху».

Российское правительство, военно-колониальная администрация Туркестанского генерал-губернаторства имели реальную возможность позитивно воздействовать на политическую ситуацию в Хиве, целенаправленно применить здесь опыт налаживания межнационального сотрудничества, накопленный в Закаспийском крае. Но они избрали иной путь. 10 ноября 1874 г. военный министр Д. А. Милютин обратился к К. П. Кауфману с циркулярным посланием, в котором, излагая позицию своего министерства и внешнеполитического ведомства по «хивинской проблеме», сообщил, что «независимо от общих политических соображений» решение правительства «о непременном сохранении самостоятельности Хивы хотя бы при помощи нашей военной силы» пересмотру не подлежит, в связи с этим целесообразно «держаться более нейтрального положения», а в случае угрозы туркменских волнений Амударьинскому отделу Туркестана не останавливаться перед применением имеющихся военных сил для сурового наказания туркмен «в самих их кочевьях». Расходы, связанные с карательными операциями, заключал Д. А. Милютин, «все-таки для нас будут менее обременительны, нежели присоединение Хивы к пределам империи». Таким образом, Российское правительство отказалось от прямого присоединения Хивинского ханства, акцентировав внимание на соблюдении нейтралитета по отношению к его внутренним делам, оставив за собой право политического контроля, даже вооруженного вмешательства в некие конфликтные ситуации. При этом оно надеялось на то, что такой подход вызовет позитивный международный резонанс и поможет устранить напряженность, возникшую в результате войны в Средней Азии, в отношениях с Англией, мно-гими другими европейскими державами и восточными странами (Турция, Персия, Афганистан), имевшими в сопредельном регионе собственные геополитические интересы, усматривавшими в действиях российской стороны угрозу своей безопасности.

Политика «силового давления» и компромиссов, которую К. П. Кауфман и Д. А. Милютин предложили ханскому режиму, вполне устраивала хивинских правителей, стремившихся восстановить утраченные позиции в политической жизни страны. Потерпевшие сокрушительное поражение в войне 1873 г., с готовностью подписавшие кабальный договор, уступив России значительную часть территории государства, они в то же время не помышляли отказываться от своих привычных прав на власть и привилегий, использовали в этих целях испытанные методы политических интриг. Среди них — нагнетание антитуркменской истерии в российских военно-политических кругах, получившее размах в первые послевоенные годы.

Как свидетельствуют источники, Сеид Мухаммед Рахим-хан II и его ближайшее окружение были главными инициаторами усиления антитуркменских настроений, систематически проводившихся против туркмен в 1873—1875 годы крупных карательных операций. Ссылаясь на постоянную «туркменскую угрозу», хивинские правящие круги тем самым, во-первых, добивались для себя большей свободы действий во внутренних делах, и, во-вторых — настойчиво втягивали российские вооруженные силы в межнациональный конфликт, дискредитируя их. Единство этих двух факторов позволяло хивинской правящей верхушке укреплять личную власть и демонстрировать свою лояльность русской колониальной администрации.

Маневрируя между самыми разнополярными политическими силами, Сеиду Мухаммеду Рахим-хану II очень скоро и без особых на то усилий при поддержке опять-таки российских региональных властей в Туркестане — того же К. П. Кауфмана — удалось восстановить прежние органы правительственной власти в центре и на местах, хакимства и бекства, сформировать немногочисленную, но вполне боеспособную регулярную армию, построенную уже по российскому образцу. В феврале 1875 г. впервые после российско-хивинской войны во главе 1500 конных нукеров и 200 пеших стрелков, подкрепленных артиллерией, он совершил поход по туркменским селениям и кочевьям в Газаватском, Куня-Ургенчском, Ильялынском и Ходжейлийском бекствах, который, вопреки ожиданиям, прошел мирно, без стычек. В результате переговоров туркменские роды обязались выплачивать, как и узбекское население, поземельный налог, от которого ранее были освобождены, вносить в ханскую казну по 2 тилля за каждого казучи, выставляемого для работ по очистке ирригационных каналов. Поход в туркменские кочевья в первый же год принес казне внушительную сумму — 30 тыс. тилля. Скорее всего, это была дань самому Сеиду Мухаммеду Рахим-хану II за его прошлые заслуги как «защитнику отечества».

В 1877 г. ситуация в туркменских районах окончательно перешла под полный контроль Хивинского правительства. Однако глубинные причины, порождавшие волнения туркменского населения, до конца не были устранены. Они кроились в самой политической системе, не до-пускавшей участия национальных меньшинств в управлении государством, традиционных формах хозяйствования, сохранении отсталых экономических отношений, навязанных туркменской диаспоре, острых социальных противоречиях между родоплеменной верхушкой и беднейшими слоями, обострявшимися из года в год. Вот почему не во всех племенных союзах действия хивинских властей по отмене льгот, предоставленных туркменам с учетом кочевого и полукочевого характера образа жизни, введению поземельного налога и других повинностей были встречены с одобрением. Категорично протестовали против представители иомудов, емрали и човдуров, ссылаясь на тяжелые условия хозяйствования, нехватку оросительной воды и т. д. Они неоднократно обращались в администрацию Амударьинского отдела с требованиями оградить племена от притеснений властей Хивы или разрешить перекочевать за пределы ханства, но поддержки у начальника отдела не получили. Он переадресовывал жалобы в ханскую канцелярию, где они оставлялись без последствий.

В 1875-1877 годы хивинские власти, прикрываясь сбором контрибуции, предпринимали походы и на районы, населенные каракалпакскими и казахскими родами. Сопровождаемые воору-женными нукерами, сановники изымали средства не только в счет контрибуции, но и другие налоги — поземельный, со скота и кибиточную подать, а у тех, кто не располагал достаточными финансами, отбирали изделия ремесленно-кустарного производства, ценные породы крупного рогатого скота, обрекая население на нищенское существование. Не выдержав тяжелый налоговый пресс, многие каракалпакские и казахские общины покидали обжитые места и перебирались в поисках лучшей доли на правобережье Амударьи, т. е. — теперь уже российскую территорию.

К середине 1880-х годов ханское правительство добилось полного восстановления всех ветвей традиционных институтов власти и закрепило свое положение в обществе. Сеиду Мухаммеду Рахим-хану II удалось сместить крайне оппозиционно настроенных предводителей племен и родов, заменить их теми, кто был лоялен к центральной власти, взять под контроль так называемые «кризисные» районы. Ужесточился сбор военной контрибуции в пользу России, прямых и косвенных налогов для казны. При всем том — наметились некоторые позитивные перемены в межнациональных отношениях. Присутствие российских вооруженных сил в Амударьинском отделе позволило положить конец кровопролитным междоусобицам, вооруженным столкновениям между родами и племенами. Они уступили место мирному диалогу различных этнических групп, что положительно сказалось на оздоровлении политической ситуации в обществе.

Меры, принимавшиеся Хивинским правительством по укреплению системы власти, стабилизации внутриполитической обстановки, не противоречили основным положениям «Условий мира» 1873 года и общим принципам непрямого управления России в ханстве. Они лишь создали новое правовое поле для сохранения традиционной монархии, феодальных форм хозяйствования и эксплуатации труда, социального неравенства, препятствовали эволюции и дифференциации социальных сил, появлению позитивных тенденций в стагнировавшем хивинском обществе. Это отвечало интересам правящей верхушки не только Хивинского ханства, но и России, так как способствовало их примирению, сохранению и расширению социальной базы феодально-абсолютистской монархии, само собой превратившейся из противника в союзницу российской монархии, готовую к сотрудничеству с ней для совместной эксплуатации собственного народа. Отсюда — та системная и действенная поддержка, которая оказывалась российскими властями внутренней политике ханского правительства, тесное взаимодействие двух родственных правящих структур в рамках правовой системы непрямого управления.

В июле 1886 г. Российское правительство приняло новое «Положение об управлении Туркестанским краем», которое по существу мало чем отличалось от предыдущего. Как и прежде, край был отнесен к ведению Военного министерства. Документ регламентировал права и полномочия всех звеньев органов правительственной власти, обязанности представительных и судебных органов, определял цели и задачи финансовой, экономической и социальной политики. Административная и военная власть вновь сосредоточивалась в руках генерал-губернатора, а в областях — военных губернаторов, уездах и городах — их военных начальников, что подчеркивало особый статус Туркестанского края в составе Российский империи как колонии «чистейшего типа», на что указывал и В. И. Ленин.

В связи с нововведениями в системе управления Туркестанским краем канцелярия генерал-губернатора 24 октября 1886 г. направила начальнику Амударьинского отдела специальную директиву, которая касалась его взаимоотношений с правительством Хивинского ханства. Она примечательна тем, что в ней впервые раскрывается истинный смысл официального курса российских властей на неприсоединение Хивинского ханства к империи, сохранение самостоятельности его правительства во внутренних делах. В директиве, в частности, особо отмечалось, что положения российско-хивинского договора 1873 года «вполне соответствуют воле Русского правительства», поэтому они и впредь остаются в силе. Исходя из этого, указывалось на необходимость, не подменяя хивинских правителей, соблюдать нейтралитет во внутренних делах ханства. На этот шаг российские правящие круги шли не случайно, а вполне осознанно с тем, чтобы избежать всякого дублирования системы правления и дискредитации российской политики в Хивинском ханстве. «Вмешиваться в управление ханом своими подданными, — разъяснялось в директиве краевой администрации, — значило бы принимать на себя ответственность за недостатки этого управления, ответственность, которая должна всецело лежать на самом хане и его советниках». Это соответствовало основополагающим принципам российско-хивинских отношений на новом этапе их развития.

Соблюдение нейтралитета во внутренних делах ханства отнюдь не означало пересмотр стратегического курса на постепенное усиление российского влияния на Хиву и отказ от контроля за деятельностью ханского правительства внутри страны. Напротив, директива строго предписывала администрации отдела последовательно и настойчиво укреплять позиции России в ханстве, используя все имеющиеся в распоряжении краевых властей рычаги силового воздействия на Хивинское правительство и общественно-политическую ситуацию в стране в целом. В этих целях начальнику Амударьинского отдела поручалось:

— обеспечивать точное соблюдение условий договора 1873 года не только Хивинским правительством и населением, но так же и русскими подданными, ведущими дела с Хивой;

— сохранять за хивинским ханом в управлении внутренними делами ханства ту самостоятельность, которой он пользуется;

— упрочивать русское мирное нравственное господство в Хиве и поддерживать среди коренного населения ханства обаяние русского имени;

— оказывать хивинскому хану нравственную поддержку при разработке и реализации решений (например, осуществление контроля над миграцией населения, переселением хивинских подданных на российскую территорию и др.), которые не противоречат интересам России;

— не допускать нарушения прав, которые предоставлены русским подданным договором 1873 года, тщательно охранять их;

— содействовать русским подданным в приобретении земли на хивинской территории для культивирования на нижнем течении Амударьи американского хлопчатника.

В директивах особо подчеркивалось, что конечной целью неуклонного усиления и укрепления российского влияния на Хивинское ханство «должно быть постепенное сближение быта хивинского населения с бытом населения русских среднеазиатских владений». Это означает, что краевая администрация Российского правительства под «сохранением самостоятельности» понимала не гарантирование суверенитета Хивы, а лишь невмешательство в формы и методы управления хивинским ханом внутренними делами страны. Все другие сферы жизни хивинского общества, включая социально-политическую, экономическую и духовную, должны были находиться под постоянным «внешним» воздействием с тем, чтобы их развитие не выходило за рамки системы непрямого управления ханством и носило направленный характер, соответствующий геополитическим интересам Российского государства.

Источник: М. НИЯЗМАТОВ. Поиск консенсуса. Российско-хивинские геополитические отношения в XVI — начале ХХ в. СПб., «Петербургское востоковедение», 2010. С. 193—212.